Когда Владимир Дубровский остался один в комнате своего отца в раздумьях, глаза его неподвижно остановились на портрете его матери. Живописец представил её, облокочённою на перила, в белом утреннем платье с алой розою в волосах.
«И портрет этот достанется врагу моего семейства, — подумал Владимир, — он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями или повешен в передней, предмет насмешек и замечаний его псарей, а в её спальной, в комнате, где умер отец, поселится его приказчик… Нет, нет! пускай же и ему не достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня».
Владимир стиснул зубы, страшные мысли рождались в уме его. Голоса подьячих доходили до него, они хозяйничали, требовали то того, то другого и неприятно развлекали его среди печальных его размышлений.